До мажор - синий

Фа мажор - оранжевый

Соль мажор - голубой

Ре мажёр - зелёный

Ля мажор - розовый

Change my mind!

Куриные котлеты а-ля «пожарские»

Нежные, сочные, сливочные куриные котлетки станут вашими любимыми. Почему «а-ля»? Да потому, что вариаций пожарских котлет много. И в идеале в качестве панировки использовать кусочки белого хлеба, а не сухари. Мне вариант с сухарями нравится больше, потому что проще.

Ингредиенты:

Куриное филе – 1,2 кг (можно пополам мясо грудок и ножек)

Хлеб белый без корочек – 160 г

Сливки (от 20 %) – 200 г

Масло сливочное – 150 г + 30 г

Лук – 2 шт.

Панировочные сухари

Соль – щепотка

Масло растительное для жарки

Приготовление:

Масло (150 г) убрать в морозилку.

Лук нарезать и пассеровать на сливочном масле (30 г). Дать немного остыть.

Хлеб (без корочек) замочить в сливках.

Пропустить через мясорубку куриное филе, пассерованный лук, хлеб с остатками сливок. Добавить соль, перемешать.

Масло из морозилки натереть на мелкой терке и быстро перемешать с фаршем. Убрать в холодильник на полчаса-час.

Формовать котлеты влажными руками, обваливать их в сухарях и обжаривать на растительном масле до румяной корочки со всех сторон.

В это время прогреть духовку до 180 °С.

Обжаренные котлеты выложить в форму для запекания.

Запекать в прогретой духовке 15 минут. Подавать горячими.

Филе минтая в беконе

Есть такое выражение: «ни рыба ни мясо» – так говорят про что-то неопределенное, бессмысленное, недодуманное… А в этом рецепте и рыба, и мясо!

Понравится даже заядлым нелюбителям рыбы, а уж любителям и подавно.

Можно использовать филе любой рыбы. Минтай тут идеален: бюджетно и в компании с беконом сочно и ароматно.

Ингредиенты:

Филе минтая (пластины) – 800 г

Бекон сырокопченый – 200 г

Черный перец

Масло растительное – 2–3 ст. л.

Лимон – для подачи

Приготовление:

Разморозить филе минтая и обсушить салфеткой. Каждую «пластинку» обернуть по спирали кусочками бекона.

На сковороде нагреть немного масла и обжаривать на среднем огне куски рыбы в беконе минут по 4–7 с одной и другой стороны (время зависит от величины кусков). Во время обжаривания немного поперчить. Солить не нужно, потому что бекон соленый.

Подавать с лимоном.

Если octo на латыни «восемь», то почему октава содержит семь нот?

#интересные_факты Если octo на латыни «восемь», то почему октава содержит семь нот?

Действительно: до, ре, ми, фа, соль, ля, си — 7 нот, почему же октава названа по числу восемь? ..............(Читать далее)............. https://qwert.uz/2023/04/19/%d0%b5%d1%81%d0%bb%d0%b8-octo-%d0%bd%d0%b0-%d0%bb%d0%b0%d1%82%d1%8b%d0%bd%d0%b8-%d0%b2%d0%be%d1%81%d0%b5%d0%bc%d1%8c-%d1%82%d0%be-%d0%bf%d0%be%d1%87%d0%b5%d0%bc%d1%83-%d0%be%d0%ba%d1%82/

Литовский ноктюрн: Томасу Венцлова

       Взбаламутивший море                                    ветер рвется как ругань с расквашенных губ            в глубь холодной державы,                              заурядное до-ре-                                      ми-фа-соль-ля-си-до извлекая из каменных труб.        Не-царевны-не-жабы                                    припадают к земле,                                    и сверкает звезды оловянная гривна.                    И подобье лица                                        растекается в черном стекле,                          как пощечина ливня.                            

II

       Здравствуй, Томас. То -- мой                          призрак, бросивший тело в гостинице где-то            за морями, гребя                                      против северных туч, поспешает домой,                  вырываясь из Нового Света,                            и тревожит тебя.                              

III

       Поздний вечер в Литве.                                Из костелов бредут, хороня запятые                    свечек в скобках ладоней. В продрогших дворах          куры роются клювами в жухлой дресве.                  Над жнивьем Жемайтии                                  вьется снег, как небесных обителей прах.              Из раскрытых дверей                                    пахнет рыбой. Малец полуголый                          и старуха в платке загоняют корову в сарай.            Запоздалый еврей                                      по брусчатке местечка гремит балаголой,                вожжи рвет                                            и кричит залихватски: "Герай!"                

IV

       Извини за вторженье.                                  Сочти появление за                                    возвращенье цитаты в ряды "Манифеста":                чуть картавей,                                        чуть выше октавой от странствий в дали.                Потому -- не крестись,                                не ломай в кулаке картуза:                            сгину прежде, чем грянет с насеста                    петушиное "пли".                                      Извини, что без спросу.                                Не пяться от страха в чулан:                          то, кордонов  за  счет,  расширяет  свой радиус бренность.        Мстя, как камень колодцу кольцом грязевым,            над Балтийской волной                                  я жужжу, точно тот моноплан --                        точно Дариус и Геренас,                                но не так уязвим.                              

V

       Поздний вечер в Империи,                              в нищей провинции.                                    Вброд                                                  перешедшее Неман еловое войско,                        ощетинившись пиками, Ковно в потемки берет.            Багровеет известка                                    трехэтажных домов, и булыжник мерцает, как            пойманный лещ.                                        Вверх взвивается занавес в местном театре.            И выносят на улицу главную вещь,                      разделенную на три                                    без остатка.                                          Сквозняк теребит бахрому                              занавески из тюля. Звезда в захолустье                светит ярче: как карта, упавшая в масть.              И впадает во тьму,                                    по стеклу барабаня, руки твоей устье.                  Больше некуда впасть.                          

VI

       В полночь всякая речь                                  обретает ухватки слепца.                              Так что даже "отчизна" наощупь -- как Леди Годива.        В паутине углов                                        микрофоны спецслужбы в квартире певца                  пишут скрежет матраца и всплески мотива                общей песни без слов.                                  Здесь панует стыдливость. Листва, норовя              выбрать между  своей  лицевой стороной и изнанкой,        возмущает фонарь. Отменив рупора,                      миру здесь о себе возвещают, на муравья                наступив ненароком, невнятной морзянкой                пульса, скрипом пера.                          

VII

       Вот откуда твои                                        щек мучнистость, безадресность глаза,                  шепелявость и волосы цвета спитой,                    тусклой чайной струи.                                  Вот откуда вся жизнь как нетвердая честная фраза,        на пути к запятой.                                    Вот откуда моей,                                      как ее продолжение вверх, оболочки                    в твоих стеклах расплывчатость, бунт голытьбы          ивняка и т.п., очертанья морей,                        их страниц перевернутость в поисках точки,            горизонта, судьбы.                            

VIII

       Наша письменность, Томас! с моим, за поля              выходящим сказуемым!  с  хмурым твоим домоседством        подлежащего! Прочный, чернильный союз,                кружева, вензеля,                                      помесь литеры римской  с  кириллицей:  цели  со средством,        как велел Макроус!                                    Наши оттиски! в смятых сырых простынях --              этих рыхлых извилинах общего мозга! --                в мягкой глине возлюбленных, в детях без нас.          Либо -- просто синяк                                  на скуле мирозданья от взгляда подростка,              от попытки на глаз                                    расстоянье прикинуть от той ли литовской корчмы        до лица, многооко смотрящего мимо,                    как раскосый монгол за земной частокол,                чтоб вложить пальцы в рот -- в эту рану Фомы --        и, нащупав язык, на манер серафима                    переправить глагол.                            

IX

       Мы похожи;                                            мы, в сущности, Томас, одно:                          ты, коптящий окно изнутри,  я, смотрящий снаружи.        Друг для друга мы суть                                обоюдное дно                                          амальгамовой лужи,                                    неспособной блеснуть.                                  Покривись -- я отвечу ухмылкой кривой,                отзовусь на зевок немотой, раздирающей полость,        разольюсь в три ручья                                  от стоваттной слезы над твоей головой.                Мы -- взаимный конвой,                                проступающий в Касторе Поллукс,                        в просторечье -- ничья,                                пат, подвижная тень,                                  приводимая в действие жаркой лучиной,                  эхо возгласа, сдача с рубля.                          Чем сильней жизнь испорчена, тем                      мы в ней неразличимей                                  ока праздного дня.                            

X

       Чем питается призрак? Отбросами сна,                  отрубями границ, шелухою цифири:                      явь всегда наровит сохранить адреса.                  Переулок сдвигает фасады, как зубы десна,              желтизну подворотни, как сыр простофили,              пожирает лиса                                          темноты. Место, времени мстя                          за свое постоянство жильцом, постояльцем,              жизнью в нем, отпирает засов, --                      и, эпоху спустя,                                      я тебя застаю в замусоленной пальцем                  сверхдержаве лесов                                    и равнин, хорошо сохраняющей мысли, черты              и особенно позу: в сырой конопляной                    многоверстной рубахе, в гудящих стальных бигуди        Мать-Литва засыпает над плесом,                        и ты                                                  припадаешь к ее неприкрытой, стеклянной,              поллитровой груди.                            

XI

       Существуют места,                                      где ничто не меняется. Это --                          заменители памяти, кислый триумф фиксажа.              Там шлагбаум на резкость наводит верста                Там чем дальше, тем больше в тебе силуэта.            Там с лица сторожа                                    моложавей. Минувшее смотрит вперед                    настороженным глазом подростка в шинели,              и судьба нарушителем пятится прочь                    в настоящую старость с плевком на стене,              с ломотой, с бесконечностью в форме панели            либо лестницы. Ночь                                    и взаправду граница, где, как татарва,                территориям прожитой жизни набегом                    угрожает действительность, и наоборот,                где дрова переходят в деревья и снова в дрова,        где что веко не спрячет,                              то явь печенегом                                      как трофей подберет.                          

XII

       Полночь. Сойка кричит                                  человеческим голосом и обвиняет природу                в преступленьях термометра против нуля.                Витовт, бросивший меч и похеривший щит,                погружается в Балтику в поисках броду                  к шведам. Впрочем, земля                              и сама завершается молом, погнавшимся за              как по плоским ступенькам, по волнам                  убежавшей свободой.                                    Усилья бобра                                          по постройке запруды венчает слеза,                    расставаясь с проворным                                ручейком серебра.                              

XIII

       Полночь в лиственном крае,                            в губернии цвета пальто.                              Колокольная клинопись. Облако в виде отреза            на рядно сопредельной державе.                        Внизу                                                  пашни, скирды, плато                                  черепицы, кирпич, колоннада, железо,                  плюс обутый в кирзу                                    человек государства.                                  Ночной кислород                                        наводняют помехи, молитва, сообщенья                  о погоде, известия,                                    храбрый Кощей                                          с округленными цифрами, гимны, фокстрот,              болеро, запрещенья                                    безымянных вещей.                              

XIV

       Призрак бродит по Каунасу, входит в собор,            выбегает наружу. Плетется по Лайсвис-аллее.            Входит в "Тюльпе", садится к столу.                    Кельнер, глядя в упор,                                видит только салфетки, огни бакалеи,                  снег, такси на углу,                                  просто улицу. Бьюсь об заклад,                        ты готов позавидовать. Ибо незримость                  входит в моду с годами -- как тела уступка  душе,        как намек на грядущее, как маскхалат                  Рая, как затянувшийся минус.                          Ибо все в барыше                                      от отсутствия, от                                      бестелесности: горы и долы,                            медный маятник, сильно привыкший к часам,              Бог, смотрящий на все это дело с высот,                зеркала, коридоры,                                    соглядатай, ты сам.                            

XV

       Призрак бродит бесцельно по Каунасу. Он                суть твое прибавление к воздуху мысли                  обо мне,                                              суть пространство в квадрате, а не                    энергичная проповедь лучших времен.                    Не завидуй. Причисли                                  привиденье к родне,                                    к свойствам  воздуха -- так же,  как мелкий петит,        рассыпаемый в сумраке речью картавой,                  вроде цокота мух,                                      неспособный, поди, утолить аппетит                    новой Клио, одетой заставой,                          но ласкающий слух                                      обнаженной Урании.                                    Только она,                                            Муза точки в пространстве и Муза утраты                очертаний, как скаред -- гроши,                        в состояньи сполна                                    оценить постоянство: как форму расплаты                за движенье -- души.                          

XVI

       Вот откуда пера,                                      Томас, к буквам привязанность.                        Вот чем                                                объясняться должно тяготенье, не так ли?              Скрепя                                                сердце, с хриплым "пора!"                              отрывая себя от родных заболоченных вотчин,            что скрывать -- от тебя!                              от страницы, от букв,                                  от -- сказать ли! -- любви                            звука к смыслу, бесплотности -- к массе                и свободы к -- прости                                  и лица не криви --                                    к рабству, данному в мясе,                            во плоти, на кости,                                    эта вещь воспаряет в чернильный ночной эмпирей        мимо дремлющих в нише                                  местных ангелов:                                      выше                                                  их и нетопырей.                                

XVII

       Муза точки в пространстве!  Вещей,  различаемых лишь        в телескоп! Вычитанья                                  без остатка! Нуля!                                    Ты, кто горлу велишь                                  избегать причитанья                                    превышения "ля"                                        и советуешь сдержанность! Муза, прими                  эту арию следствия, петую в ухо причине,              то есть песнь двойнику,                                и взгляни на нее и ее до-ре-ми                        там, в разреженном чине,                              у себя наверху                                        с точки зрения воздуха.                                Воздух и есть эпилог                                  для сетчатки -- поскольку он необитаем.                Он суть наше "домой",                                  восвояси вернувшийся слог.                            Сколько жаброй его ни хватаем,                        он успешно латаем                                      светом взапуски с тьмой.                      

XVIII

       У всего есть предел:                                  горизонт -- у зрачка, у отчаянья -- память,            для роста --                                          расширение плеч.                                      Только звук отделяться способен от тел,                вроде призрака, Томас.                                Сиротство                                              звука, Томас, есть речь!                              Оттолкнув абажур,                                      глядя прямо перед собою,                              видишь воздух:                                        анфас                                                  сонмы тех,                                            кто губою                                              наследил в нем                                        до нас.                                        

XIX

       В царстве воздуха! В равенстве слога глотку            кислорода. В прозрачных и сбившихся в облак            наших выдохах. В том                                  мире, где, точно сны к потолку,                        к небу  льнут  наши  "о!",  где звезда обретает свой облик,        продиктованный ртом.                                  Вот чем дышит вселенная. Вот                          что петух кукарекал,                                  упреждая гортани великую сушь!                        Воздух -- вещь языка.                                  Небосвод --                                            хор согласных и гласных молекул,                      в просторечии -- душ.                          

XX

       Оттого-то он чист.                                    Нет на свете вещей, безупречней                        (кроме смерти самой)                                  отбеляющих лист.                                      Чем белее, тем бесчеловечней.                          Муза, можно домой?                                    Восвояси! В тот край,                                  где бездумный Борей попирает беспечно трофеи          уст. В грамматику без                                  препинания. В рай                                      алфавита, трахеи.                                      В твой безликий ликбез.                        

XXI

       Над холмами Литвы                                      что-то вроде мольбы за весь мир                        раздается в потемках: бубнящий, глухой, невеселый        звук плывет  над  селеньями  в сторону Куршской Косы.        То Святой Казимир                                      с Чудотворным Николой                                  коротают часы                                          в ожидании зимней зари.                                За пределами веры,                                    из своей стратосферы,                                  Муза, с ними призри                                    на певца тех равнин, в рукотворную тьму                погруженных по кровлю,                                на певца усмиренных пейзажей.                          Обнеси своей стражей                                  дом и сердце ему.                              

                                                        Иосиф Бродский

Якщо займатись музикою ввечері то всю ніч буде ре-ре-фа-ре мі-фа-мі-ре #до-ля ре-ре-соль-ре фа-мі-#до-ре

Угадай мелодию.

Word of the Day: нота

нота /ˈnotə/ noun, feminine -- note (music); note (figurative)

The names of the notes in Russian: до, ре, ми, фа, соль, ля, си 

#единорог #існує #пчелка #шершень #ля #фа #до #ре #мі #соль #ля #сі #боб #губка #спанч #simpsons Skype:Goose_bat https://www.instagram.com/p/Bv-nwiHh3R5/?utm_source=ig_tumblr_share&igshid=19wrx7flyjswo

Похуй на позиции октавы, паузы и знаки, я то знаю как это в жизни происходит.

И так

МИ ЛЯ СИ ДО СИ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ РЕ ДО СИ ЛЯ СИ ДО РЕ МИ МИ ЛЯ СИ ДО СИ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ РЕ ДО СИ ЛЯ СИ ДО РЕ МИ МИ ДО ДО ДО ДО ДО РЕ РЕ ДО ДО РЕ РЕ ДО СИ СИ СИ СИ СИ РЕ РЕ СИ СИ РЕ РЕ СИ ЛЯ ЛЯ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СИ ЛЯ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СИ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ФА МИ РЕ МИ ФА МИ ФА МИ РЕ МИ ФА ФА МИ ФА СОЛЬ ЛЯ ЛЯ СИ ДО ДО РЕ МИ ЛЯ МИ СОЛЬ ЛЯ МИ ЛЯ ДО СИ РЕ ДО СИ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ЛЯ ФА СОЛЬ МИ ФА РЕ МИ ДО РЕ СИ ДО ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ЛЯ ФА СОЛЬ РЕ МИ ДО РЕ СИ ДО ЛЯ МИ МИ СОЛЬ ФА СОЛЬ МИ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ФА РЕ ДО РЕ ФА РЕ ДО РЕ СОЛЬ ФА МИ РЕ СОЛЬ ФА МИ РЕ МИ ДО СИ ДО МИ ДО СИ ДО ФА МИ РЕ ДО ФА МИ РЕ ДО РЕ СИ ЛЯ СИ РЕ СИ ЛЯ СИ МИ РЕ ДО СИ МИ РЕ ДО СИ ДО ЛЯ ДО СИ ЛЯ СИ ЛЯ СИ ДО ЛЯ ДО СИ ЛЯ СИ ЛЯ СИ РЕ СИ РЕ ФА ЛЯ СИ ЛЯ СИ РЕ СИ РЕ ФА ЛЯ СИ ЛЯ СИ СОЛЬ ФА МИ РЕеЕЕЕЕе МИ МИ СИ МИ ФА СОЛЬ ФА МИ СИ МИ ФА СОЛЬ ФА МИ СИ СОЛЬ ЛЯ СОЛЬ ЛЯ СОЛЬ ЛЯ СОЛЬ ЛЯ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ФА СОЛЬ ФА СОЛЬ ФА СОЛЬ ФА СОЛЬ ФА МИ ФА СОЛЬ ФА МИ РЕ МИ ФА МИ ФА МИ ФА МИ ФА МИ РЕ МИ ФА МИ РЕ ДО РЕ СИ СИ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СИ ЛЯ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СИ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ФА МИ РЕ МИ ФА МИ ФА МИ РЕ МИ ФА ФА МИ РЕ МИ ФА ФА МИ ФА СОЛЬ ЛЯ ЛЯ СИ ДО ДО РЕ МИ МИ ЛЯ ЛЯ СИ ДО ДО РЕ МИ МИ МИ МИ ЛЯ ЛЯ СИ ДО ДО РЕ МИ МИ МИ МИ ЛЯ ЛЯ ДО МИ ЛЯ ЛЯ ДО МТ ЛЯ ЛЯ ДО МИ ЛЯ ЛЯ ДО МИ СОЛЬ ЛЯ ДО МИ СОЛЬ ЛЯ ДО МИ СОЛЬ ЛЯ ДО МИ СОЛЬ ЛЯ ДО МИ ФА РЕ ФА ЛЯ РЕ РЕ ФА ЛЯ РЕ РЕ ФА ЛЯ РЕ РЕ ФА ЛЯ ДО РЕ ФА ЛЯ ДО РЕ ФА ЛЯ ДО РЕ ФА ЛЯ ДО РЕ ФА ЛЯ СИ СОЛЬ ЛЯ СИ ДО РЕ МИ ФА СОЛЬ ДО РЕ МИ ФА СОЛЬ ЛЯ СИ ДО СОЛЬ РЕ СОЛЬ ДО СОЛЬ РЕ СОЛЬ ДО СОЛЬ РЕ СОЛЬ ДО СОЛЬ РЕ СОЛЬ СИ СОЛЬ РЕ СОЛЬ СИ СОЛЬ РЕ СОЛЬ ДО СОЛЬ ДО РЕ МИ РЕ ДО СОЛЬ ДО РЕ МИ РЕ ДО МИ ЛЯ ЛЯ ЛЯ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ФА СИ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ СИ РЕ МИ СИ МИ ФА СОЛЬ ФА МИ СИ МИ ФА СОЛЬ ФА МИ МИ ДО ДО ДО ДО ДО РЕ РЕ ДО ДО РЕ РЕ ДО СИ СИ СИ СИ СИ РЕ РЕ СИ СИ РЕ РЕ СИ ЛЯ ЛЯ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ МИ СОЛЬ МИ СИ МИ СОЛЬ МИ СИ МИ СОЛЬ МИ СИ МИ СОЛЬ МИ ЛЯ МИ МИ МИ ЛЯ МИ МИ МИ СИ МИ МИ МИ СИ МИ МИ МИ ДО МИ МИ МИ ДО МИ МИ МИ РЕ МИ МИ МИ РЕ МИ МИ МИ МИ МИ МИ ЛЯ СИ ДО СИ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ РЕ ДО СИ ЛЯ СИ ДО РЕ МИ МИ ДО РЕ ДО РЕ ДО РЕ ДО РЕ ДО СИ ДО РЕ ДО СИ ЛЯ СИ ДО СИ ДО СИ ДО СИ ДО СИ ЛЯ СТ ДО СИ ЛЯ СОЛЬ ЛЧ СИ ЛЯ СИ ЛЧ СИ ЛЯ СИ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СИ ЛЯ СОЛЬ ФА СОЛЬ ЛЯ СТ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ФА МИ РЕ МИ ЛЯ ДО ЛЯ МИ ФА МИ ЛЯ ДО ЛЯ МИ ФА МИ РЕ МИ ФА ФА МИ РЕ МИ ФА ФА МИ ФА СОЛЬ ЛЯ ЛЯ СИ ДО ДО РЕ МИ МИ ФА МИ ЛЯ ДО СИ ЛЯ СИ СОЛЬ ЛЯ МИ ЛЯ ЛЯ СОЛЬ ФА МИ ФА СОЛЬ ЛЯ ФА МИ РЕ МИ ФА СОЛЬ МИ РЕ ДО РЕ МИ ФА РЕ ДО СИ ДО РЕ МИ ДО ЛЯ ДО МИ ЛЯ ДО

СИ

ЛЯ

СИ

СОЛЬ

ЛЯ

Ключ (итал. chiave, исп. clave от лат. clavis; в других языках — нем. Schlüssel, фр. clef, англ. clef) — знак линейной нотации, определяющий звуковысотное значение нот. Относительно линейки нотоносца, на которую указывает центральный элемент ключа, рассчитываются все другие высотные позиции нот. Основные типы ключей, принятые в классической пятилинейной тактовой нотации: ключ «соль», ключ «фа» и ключ «до». Одно и то же трезвучие ля-до'-ми' в скрипичном, альтовом, скрипичном со сдвигом на октаву, теноровом и басовом ключах. #wiki (at Park Pobedy) https://www.instagram.com/p/CHHN5-xp4Rv/?igshid=1b8kjyd7kvtho

Предвыборные ноты в Беларуси:До-ре-ми-фа-соль-ля-си-зо...

Осень... Я где-то рядом

Осень... Ты где-то рядом. Я живу тобой, дышу тобой, тобой болею. Осень - волшебница, осень - гостья, осень - подружка. Быть может, ты за окном? То трепещущая, смиренная, робкая, тихая, покорно блистающая своей красой, как раннее сентябрьское утро. То такая взбалмошная, своенравная, мятущаяся, страстная, как непокорный, колючий, нервный дождь, бросающий в ладони россыпи сорванных листьев! Ах, осень, осень... Ты - мое удивление, восхищение, умиротворение, восторг! Ты - моя радость и боль, мой мир, суть моя, жизнь моя! И ты... не за окном, ты в моей душе..! А за окном..? А за окном - лишь фон.., иллюзорный, призрачный, прозрачный, эфемерный фон из сотни цветов и оттенков увядающего естества. А еще.., ты - в музыке, в изумительной, божественной музыке, то величаво-спокойной, безмятежной, изысканной, нежной... А то, наоборот, встревоженной, бушующей, клокочущей, страстной музыке сфер! Музыка осени... Я слышу тебя в мелодии ветра, порывистого, переменного, осеннего ветра, проникающего до самого сердца, играющего блюз на опадающих листьях, на летящих лепестках хризантем. Я слышу тебя в мелодиях дождя, в его минорных звуках, в мазурках, менуэтах, фугах, скерцо... И даже… в капельках - слезах, разбивающихся о стекло, стекающих по нему причудливыми виньетками-воспоминаниями... А эта.., ни с чем несравнимая музыка, кружащихся в вальсе опадающих листьев! Прислушайтесь! Си... ля... соль... ми...- падают листья, исполняя свой реквием по любви, реквием по надежде... - листопад... Ах, осень.., я так тебя люблю! Так люблю твою музыку!, музыку бесконечной нежности и изящества, неизбежности и остывающей страсти, минор падения - «нет», и мажор полета - «да!» Музыку бессилия и могущества, шепота и крика, обворожительных фантазий и сладких грез, легкой грусти и... неминуемого горького финала! Музыку, которой нет места в реальности, которая сразу же после рождения улетает в мир фантазий, элегий и грез... И только тем, кто бывает в этом мире, удается услышать ее. Вы слышите..? Осень... Я где-то рядом.

© Copyright: Ольга Колпакова, 2013 Свидетельство о публикации №113092806489

Вчера прилетела с Питера, путешествие по которому у нас с бабушкой заняло пять с половиной дней. Звучит так, будто бы мы ничего не успели посмотреть, но на самом деле темп у нас был бешеный - мои ноги обматерили меня с головы до... Кхм, ног. Везде пешочком, пешочком, метро и автобус только в крайних случаях вроде Петергофа или Царского села. Просто бабушка у меня не бабушка в традиционном понимании этого слова, а настоящий Халк, закалённый четырьмя десятками лет на даче, а вот я - хрупкое создание, привыкшее мирно сидеть за столом и не поднимать ничего тяжелее сумки с маркерами.

Описывать достопримечательности я, конечно, не буду, (Зимний дворец показался мне слабоватым, Екатерининский выглядит намного более впечатляющим, а в Кунсткамере скука смертная, только на уродцев в пробирках интересно попялиться, хотя мне бы хотелось посмотреть в глаза этому психу-Рюйшу, который додумался наряжать трупики младенцев в чепчики и веночки, чтобы придать им привлекательность на самом деле нет не хотелось бы)

все и без меня знают, что там находится. Но у меня сложилось определенное впечатление о людях, которые жили в то время, в которое строился этот город.

Вообще в Питере какой-то совершенно лютый культ Романовых, их упоминают там везде и по многу, при этом возвышая так, будто они высшие боги, и да, я знаю, что в монархии это было естественно, но сейчас, во времена демократии лол и свободы слова, мне кажется странным то, что людей, которые в большинстве своем мало думали о своем народе и чаще всего занимались прижиганием налогов бедных крестьян на огромные здания с золотыми вензелями на фасадах и балы Передаю привет Елизавете Петровне, упоминают в таком ключе, будто они по определению имеют право на все что угодно. Хотя даже сама история воцарения этой династии не такая уж и грандиозная.

Особенно мне понравилось такое явление, как эрмитаж - не музей, а так называемый "домик отшельника", такой павильон в парке Царского села, который служил для "увеселительных собраний узкого кружка придворных".

Самая соль этого здания в том, что на втором этаже в обеденном зале стол устроен таким образом, что кушанья там появляются так, чтобы прислуга не попадалась господям на глаза - для тарелок там есть "лифты", приводимые в движение механизмом на первом этаже, который обслуживает толпа механиков.

Господям, видите ли, хочется уединиться, чтобы грязные слуги не мешали им беседы беседовать. По-моему, это просто отвратительно. Хотя слуги за людей, конечно, не считались, так что им было пох.

Основная масса всех people, которых мы там видели, была китайцами. Ощущение было такое, что половина Китая туда прикатила, из-за них мы не смогли попасть внутрь Екатерининского дворца

потому что вы посмотрите на эту очередь! А ведь в кадр попала только пятая часть! Там жёпа, я отвечаю.

Понравился газон. Боже, там такой газон, такой зелёный, сочный, вкусный, хоть на хлеб мажь. Не удивляйтесь, просто я родом из местности, в которой растительность существует только в сушёном виде.

Но самый цимес - это вечерний СПб. Темнеет там по моим ощущениям часа на три позже, чем у меня в городе(из-за этого было тяжело ложиться спать в адекватное время), и самое классное время - это когда солнце уже почти село, небо такое сиренево-розовое, город накрывает серость, зажигаются огни, высыпает молодежь, и вот тогда - о-о-о, такая атмосфера! Когда мы стояли и слушали творчество уличных музыкантов-рокеров рядом с Зимним, я даже почти прослезилась - это был последний вечер перед отлётом и меня как обычно на эмоушен пробило.

Важно!!! Уличные художники там от слова худо. Я за все время увидела только одного, которого без руколица можно было назвать художником, он тоже сидел у Зимнего и рисовал девочку карандашом с натуры. Остальные рисовали, как мои одноклассницы из художки, а талантом от них и не пахло. И это не только про молодых и неопытных, я видела старую бабку, которая рисовала портрет сразу карандашом-сепией, без построения и даже мало-мальского карандашного наброска. Кто скажет, что может это ее стиль, я отвечу: у нее уже была нарисована половина работы и это было говно, за которое ни один здравомыслящий человек не отдал бы ни копейки. Я все сказала.

Прилетела я довольная, сопливая, с вот такенным герпесом на верхней губе и с заложенными ушами. И это при том, что в Питере было жарко. Проблема была в том, что на четвертый день проводилась репетиция парада на ВМФ, и мы такие поперлись на набережную смотреть на нее. Сразу скажу, что три часа потратили зря, но сидеть пришлось на граните - оттуда и герпес. А в вечер перед выходом пришлось мыть голову, потому что дома отключили горячую воду, и я была вынуждена спать с мокрой головой, что вылилось в сопли и зудящее горло. Как оказалось, когда ты сидишь в самолёте с соплями и он начинает снижаться - это пытка, мне в уши как будто кол вставили, прошив череп насквозь. Такое было и на пути туда, но быстро прошло, когда я вышла, а сейчас я уже второй день мучаюсь.

Се ля ви.

Я у мамы кулинар: паста с тунцом

У меня есть один сдвиг по поводу еды: если я нахожу что-то очень вкусное для себя, то я ем это чуть ли не каждый день — ровно до тех пор, пока мне блюдо не надоест. В последнее время таким craving’ом стала эта паста. Готовится элементарно, ингредиенты простые (но не обессудьте, если в вашем регионе вы чего-то не нашли — я тут ни при чем), выходит божественно вкусно, а калорий для пасты довольно мало (количество ингредиентов, что я приведу ниже, выдает ~500 ккал). Но, честно признаюсь, что вкус на выходе выходит на любителя — я называю ее про себя «кислой» пастой из-за присутствия лимонного сока и каперсов. Однако если вам надоели все эти томатные болоньезе и сливочные карбонары, то попробуйте — вдруг, вы тоже любитель. Как и я.

Валерий Львович проверяет качество

ПАСТА С ТУНЦОМ

Рассчитано на: 1 порция Подготовка: Пара минут Приготовление: 25 минут Сложность: Легко

ИНГРЕДИЕНТЫ:

90 г. сухой пасты — на ваш выбор, я люблю обычные спагетти

60 г. консервированного тунца — если вы следите за своим весом, то выбирайте не в масле, а в воде

1 ч. л. каперсов — если не любите, то можно обойтись

3-4 соленых анчоуса — не сушеных, не маринованных, а именно соленых, что консервируются в масле

20 г. томатов — лучше маленьких, типа черри или сливок, но если нет, то можно взять любые

10 г. лимонного сока

Растительное масло

Тертый сыр твердого сорта а-ля пармезан

Соль по вкусу

Рукола для украшения

ПРИГОТОВЛЕНИЕ:

Ставим воду для пасты. Я уже рассказывала о том, какие пропорции следует соблюдать при варке макарон вот тут, но на всякий случай напомню: на каждые 100 грамм пасты необходим литр воды, а на 1 литр воды нужно 10 грамм соли. Когда вода закипит, закидываем пасту и отвариваем до готовности.

Разогреваем сковороду. Если у вас тунец в масле, то можно обойтись без дополнительного жира. Если в воде, то наливаем масло. Маленькие помидорки режем на четвертинки, большие рубим, но не переусердствуем. Мелко шинкуем анчоусы. Аккуратно добавляем в разогретую сковороду тунец, анчоусы и помидоры, оставляем слегка поджариться. Через пару минут добавляем каперсы и лимонный сок, перемешиваем, пробуем на соль — вероятно, что она вам не понадобится, потому что анчоусы и без того соленые. Убираем в сторону, пока варятся макароны.

Как только макароны будут готовы, добавляем их в сковороду к нашей начинке. Туда же добавляем один половник воды из-под пасты. Активно перемешиваем, выкладываем на тарелку.. И, в принципе, все! Разве что остается добавить сыр. А для украшения можно использовать руколу с лимонным соком, сыром и оливковым маслом, которую остается только выложить сверху.

Вуаля! Очень просто, быстро и вкусно. Но повторюсь, что рецепт слегка на любителя — из-за кислоты. Но в целом, вам ничего не мешает убрать лимонный сок и каперсы, или, например, заменить их на томатный соус, почему бы и нет? Экспериментируйте!

Если вы опробовали этот рецепт, то отмечайте меня в инстаграме @avekovalenko или тэгом #avekovalenkofood. Другие рецепты вы найдете по тому же тэгу.

— Сыграй на мне, — сказал он. 　 — Что? 　 — Я хочу, чтобы ты поиграла на мне, как на виолончели. 　 Я начала было говорить, что это бредовая идея, но вдруг поняла: идея-то прекрасная. Я достала из шкафа один из запасных смычков. 　 — Сними рубашку, — попросила я дрогнувшим голосом. 　 Адам снял. При всей своей худобе он был на удивление хорошо сложен. Я бы могла минут двадцать разглядывать рельефные выпуклости и впадины его груди. Но он хотел большей близости. Я хотела большей близости. 　 Я села рядом с ним на кровать, так чтобы его длинное тело лежало передо мной. Смычок завибрировал, когда я положила его на постель. Левой рукой я огладила голову Адама, словно головку своей виолончели. Он снова заулыбался и закрыл глаза. Я немного расслабилась. Поиграла с его ушами, как с колками, и шутливо пощекотала, когда он тихонько засмеялся. Потом провела двумя пальцами по его кадыку и, поглубже вдохнув для храбрости, опустила руки ему на грудь. Пробежала пальцами вверх и вниз по торсу, особенное внимание уделяя сухожилиям мышц, и мысленно назначила их струнами: ля, соль, до, ре [Порядок струн на виолончели на самом деле другой: ля, ре, соль, до — сверху вниз.]. Кончиками пальцев я по одному проследила их сверху вниз. Тогда Адам затих, словно концентрировался на чем-то. 　 Я взяла смычок и опустила поперек его тела, чуть выше бедер, где, по моим расчетам, должна была находиться подставка виолончели. Сначала я водила смычком легко, а потом все плотнее и быстрее, поскольку музыка в моей голове набирала темп и громкость. Адам лежал совершенно неподвижно, с его губ срывались легкие стоны. Я взглянула на смычок, на свои руки, на лицо Адама, и на меня накатила волна любви, желания и незнакомое прежде ощущение власти. Мне и в голову не приходило, что я могу вызвать у кого-то такие переживания. 　 Когда я закончила, Адам встал и поцеловал меня, крепко и долго.

Гейл Форман. Если я останусь